«Гласность» и свобода - Сергей Иванович Григорьянц

В этой кровавой бойне, затеянной Ельциным, нужно не обсуждение, а суд. Причем суд не российский, а международный. Сразу же было решено: общественное обсуждение проводить надо, но не для того, чтобы еще раз осудить войну, а для того, чтобы на максимально широком общественном и юридическом уровне принять решение о проведении Международного трибунала по преступлениям, совершенным в Чеченской республике. Сразу было решено, что обвиняемых должно быть немного: не солдаты и офицеры, убивавшие с обеих сторон во исполнение приказа, а президент, премьер-министр, министры обороны, возможно, и с одной и с другой стороны, и, может быть, несколько других должностных лиц (все это должно выяснить следствие), кто являются инициаторами, виновниками этой бойни.

Впервые в русской истории мы пытались создать прецедент пусть общественного, но осуждения руководства России (а может быть, и Чечни) за принятие преступных решений.

Наум, собственно говоря, пришел ко мне, поскольку он и депутат Думы Валериий Борщёв уже придумали некую Комиссию общественного расследования, но было совершенно очевидно, что никакими возможностями она не располагает.

Через три месяца, сперва как шестой юридический круглый стол по законодательству о спецслужбах с единственной темой «Война в Чечне. Международный трибунал» мы собрали, как общественных деятелей и депутатов Государственной Думы (Елену Боннэр, Борщёва, Грицаня, Кичихина и других), так и крупнейших юристов (Александра Ларина, Игоря Блищенко, Станислава Черниченко и др.) для обсуждения вопроса о проведении Международного трибунала.

Вскоре первоклассным ученым и совершенно замечательным человеком Александром Лариным, старшим научным сотрудником Института государства и права, на основе устава Нюрнбергского трибунала был написан юридически безупречный устав нашего трибунала. Сбором материалов, опросом свидетелей должен был заниматься оргкомитет, который в уставе был назван комитетом обвинителей и куда, кроме меня, входили общественные деятели, депутаты Государственной Думы и профессиональные юристы (Сергей Алексеев, Галина Старовойтова, Борщёв, Грицань, Мара Полякова, Татьяна Кузнецова и другие). Опросы свидетелей проходили с аудио- и видеофиксацией и в обязательном присутствии (к сожалению, не упомянутых во II томе издания) группы международных наблюдателей под председательством известного юриста-международника Клауса Пальме – брата покойного шведского премьер-министра. В комитет наблюдателей входили адвокат, член Государственно Думы Борис Золотухин; председатель Конституционного суда Чечни Ихван Гериханов; два-три прикомандированных к трибуналу члена американского союза юристов BAR-assotiation; сменявшие друг друга, известные русские юристы.

Собранные материалы и протоколы показаний свидетелей должны были передаваться собственно членам международного трибунала, куда вошли:

от России – министр юстиции, ушедший в отставку после начала войны с Чечней, Юрий Хамзатович Калмыков; бывший министр иностранных дел СССР Борис Дмитриевич Панкин и почетный председатель Международной Хельсинкской группы Юрий Федорович Орлов;

от Европарламента – лорд Николас Бетелл и г-н Кен Коатс, один за другим бывшие председателями комиссии по правам человека;

от Франции – Жан-Франсуа Ревель, философ, писатель, президент Французской академии и Жан-Франсуа Деньё – председатель комитета по правам человека Сената Франции;

от США – г-н Пол Гобл, бывший заместитель госсекретаря Соединенных Штатов;

от Польши – г-н Ян Ольшевский, бывший премьер-министр Польши и г-н Збигнев Ромашевский – сенатор.

от Литвы – г-н Альгидрас Эндрюкайтис, член Сейма.

А также писатель, нобелевский лауреат Эли Визель и шведский юрист Ханс Горан Франк.

Я считал, что предварительная работа проведена вполне прилично и не мог понять почему отказался от участия в трибунале президент США Джимми Картер, с которым я был знаком, который всегда поддерживал не только «Гласность», но и все важные мирные инициативы, а сейчас лишь прислал мне любезное письмо с выражением сочувствия. Через много лет похожий комитет пытался создать в США Збигнев Бжезинский, но тогда я не подумал ему написать.

Существенными были проблемы совсем другого рода. На круглом столе по поводу создания трибунала среди хорошо знакомых и близких людей как-то оказался юрист Таир Таиров, о котором я почти ничего не знал, кроме его подозрительной близости к вполне гэбэшному Обществу по культурным связям с народами других стран. В последние годы Таиров возглавлял какую-то ассоциацию «Гражданский мир» и я его встречал на какой-то конференции в Хельсинки, он издавал одноименную газету, где предложил Асе Лащивер опубликовать большую статью «Гласность» Григорьянца и гласность Горбачева» – наверняка доброжелательную, но я ее так и не прочел, как вообще не читал никаких статей о себе. На круглом столе Таиров выступил с кратким докладом, после чего стал проявлять необычайную активность.

Понимая, что создана организационная и правовая структура трибунала, но нет пока денег даже для машинисток, Таиров тут же предложил мне обратиться с просьбой о грантах в пару европейских фондов, где у него в московских представительствах есть знакомые.

Были мы, кажется, в двух фондах с одинаковым успехом, то есть без всякого успеха. Одного фонда я уже не помню, в другом – Христиано-социалистической партии Германии, которая однажды приглашала меня в Баварию, с полной откровенностью было сказано: «Если поддержим такие проекты, никакого представительства в Москве у нас не будет». Возразить было нечего – у Таирова с этими фондами были доверительные отношения.

Недели через две он сказал, что почти завершил переговоры в Стокгольме с фондом Улофа Пальме, который готов пригласить группу организаторов в Швецию и провести у них первые слушания трибунала. В отличие от хождения по фондам в Москве это было уже довольно серьезное предложение. Конечно, я не знал, кто такой Таиров и понимал, что за открытой им заманчивой перспективой может таиться все что угодно. Но других вариантов пока не было, а действовать в неясных ситуациях я привык с тюремных времен. Поразительным опытом оказалась проведенная нами пресс-конференция.

Мы говорили о создании Международного трибунала по чудовищным преступлениям, совершенным в Чечне, подозреваемые в которых – лидеры России: ее президент, премьер-министр и десяток других высших должностных лиц, а судить их будут два русских министра (юстиции и иностранных дел) и известнейший диссидент и общественный деятель, а также всемирно известные политические и общественные деятели стран Запада; экспертами являются крупнейшие русские юристы (к примеру, председатель Совета конституционного надзора СССР) и множество известных юристов из многих стран Европы и США, и все это будет производиться по строжайшей юридической процедуре, разработанной в Институте государства и права.

Пресс-конференция вызвала фантастический интерес, длилась часа три, сорвав две следующие. Шесть телевизионных камер непрерывно нас снимали, журналисты, толпившиеся не только в зале, но и в дверях и в коридоре, непрерывно задавали нам все новые вопросы.

Итог даже для меня, казалось бы, ко всему привыкшему оказался поразительным. Из пятидесяти журналистов лишь одному, Ротарю, да еще с большим скандалом, удалось поместить в «Известиях» небольшую